«Исполнение социальных обязательств рассматривается в качестве главной «визитной карточки» законопроекта о бюджете страны на 2026 – 2028 гг., когда он выходит входит из кабинетов в большую публичную политику», — считает д.ф.н., профессор Нижегородского института управления – филиала РАНХиГС Андрей Дахин, оценивая основные параметры проекта трехлетнего федерального бюджета.
«Это сполна объясняется приоритетами Указа № 309 «О национальных целях развития Российской Федерации на период до 2030 года и на перспективу до 2036 года», где первые три приоритета очерчивают как раз круг социальных обязательств государства. Между социальными обязательствами, формально установленными правительством РФ на момент 2025 г., и перспективными социальными обязательствами, установленными названным Указом президента РФ, есть дистанция, которую предстоит пройти. Поэтому анализ бюджета предполагает две системы координат: одна – это текущее финансово-экономическое положение и его возможности для действующей системы социальных обязательств, а вторая – это то, к чему мы хотим подойти с точки развития, прогресса системы социальных обязательств.В первой системе координат проект бюджета смотрится убедительно и оптимистично. Во-первых, высокий уровень сбалансированности бюджета, — то есть дефицит бюджета очень низкий, он определяется на уровне от 1,6 % ВВП с перспективной снижения до уровня 1,2 – 1,3 % ВВП (в 2025 г. дефицит прогнозируется на уровне 2,6 % ВВП).
Во-вторых, бюджет будет поддерживать действующую модель макроэкономической стабильности, основу которой составляет методика Центрального Банка и предполагает использование инструмента «высокой ключевой ставки», «таргетирования инфляции» и пр.
В‑третьих, бюджет сохраняет условия для роста реальных зарплат и доходов населения, в т.ч. предусматривает индексацию зарплат работников бюджетной сферы на 7,6 % по федеральным выплатам (с октября 2025 г.), повышение МРОТ на 20% (с января 2026 г.) и пр.
Во второй сетке координат, настроенной на развитие системы социальных обязательств, содержание документа менее убедительно и определённо. Например, сведения о строительстве 150 школ к 2030 году трудно принять «в зачёт» по стратегической цели, которая определяется как «воспитание патриотичной и социально ответственной личности» (п.1.б. Указа № 309), поскольку это количество относится к действующей технологии школьного образования, где средняя численность учеников в классе около 30 человек, что резко снижает эффективность именно «воспитания». Для достижения заявленной цели национального развития требуется платформенное изменение технологии, переход к средней численности класса в 10 – 12 человек. Таково амбициозное понимание «целей развития», в свете которого требуется удвоение как количества школ, так и количества учителей.
Или, например, сведения о средствах на программы лекарственного обеспечения, включая помощь детям с тяжелыми, редкими заболеваниями, также недостаточно ясно соотносятся с ожиданиями, даже с теми, которые накопились за последние несколько лет. В частности, выявилась группа детей, видимо, с очень-очень редкими заболеваниями, которая публично заявила о себе потому, что вышла на «паперть» телевизионных СМИ просить аудиторию телезрителей о помощи в покупке лекарства или в оплате операции с ценами от миллиона рублей и выше. В этой группе и семьи с двумя, тремя и более детей, но действующая система ОМС их «не видит».
По всей видимости, это связано со спецификой расчёта эффективности в здравоохранении с помощью метода «анализа издержек и полезности» (cost-utility analysis), заимствованный из «международной практики» в 2010‑е гг. Но в русле нашего, российского понимания развития здравоохранения, видимо стоит поменять «международные» представления о «полезности» в здравоохранении на свои, ориентированные на признание жизни человека в качестве высшей ценности российского общества».
Свежие комментарии