Пришло письмо: «С интересом прочитал публикацию о нижегородском борце Николае Вахтурове, но у нас был ещё один знаменитый борец — Заикин. Его вы не забыли?» Что вы, как можно забыть о легендарнейшем земляке Иване Михайловиче Заикине. «Капитан воздуха» и «Король железа» — такими сценическими прозвищами оделили его зрители и газетные репортёры.
Парижане прозвали его «Шаляпиным русских мускулов». Сам он предпочитал титул «Волжский богатырь». Вписал своё имя и в страницы истории авиации, став одним из первых российских пилотов. Дружил с писателями и поэтами Горьким, Куприным, Блоком, Алексеем Толстым, Гиляровским и множеством газетных и журнальных репортёров. Не о каждом борце могли написать так: «Иван Заикин, вышедший из самой толщи великого русского народа, сам является его ярким, как бы символическим, отражением: нечеловеческая сила, львиная смелость, острая сметка, несокрушимая энергия и во всём широкий размах — сочетались в нём с душой нежной и открытой, с сердцем кротким, смиренным. Оттого и люб так Заикин русскому народу». Сила есть, и ум быть долженА «толщей этого народа» было селение Верхнее Талызино Симбирской губернии, которое со временем отошло к губернии Нижегородской, а ныне укрепилось в Сеченовском районе, где вам о семействе Заикиных могут поведать многое. И такое складывается впечатление, что многие из старожилов видели его воочию, хотя покинул Иван Заикин своё село во времена давние. Слава, которую он заработал, живёт в легендах, которые до сих пор помнятся. А борцы-спортсмены съезжаются в эти места, чтобы попытать спортивного счастья в борцовых схватках на приз Ивана Заикина, который до сих пор люб спортивному миру.
В жизни Ивана Заикина всё было просто: его дед Зиновий и отец Михаил были отчаянными драчунами, не пропускавшими ни один кулачный бой на Масленицу. Такая же судьба была уготована и младшему Ивану Заикину, как продолжателю семейной удали. Силушкой его природа не обделила и по всему было видно, что мог он стать в этих боях вполне удачливым. Но что-то не привлекало его пустое мордобитие, и пошёл он по проторенной крестьянскими силачами дороге сначала в бурлачество, а затем в грузчики. Дальнейшая судьба его сдвинулась в Самаре, когда он попал в цирк и вызвался на схватку с цирковым борцом. Когда соперник изрядно помотал его по арене, в нём зародилась мысль, что не в одной силе здесь дело…
Ему повезло в Царицыне встретить купца, который был фанатом борьбы и имел свой тренажёрный зал. Стоит упомянуть имя этого купца — Константин Меркульев. Первое, что он велел Ивану Заикину, — прочитать руководство по французской борьбе. Но тут вышел конфуз: Заикин не владел грамотой. Купца это не смутило, и он велел своему приказчику быстренько обучить юношу чтению и письму.
Силовой дебют Заикина состоялся на Всероссийском любительском чемпионате в Петербурге. Купец Меркульев не стал рисковать и наперво заявил своего силача как гиревика. Одной рукой Заикин поднимает гирю весом в 6 пудов (для тех, кто не силён в математике, — 96 килограммов). Этот результат чуть не обрушил состязания: многие спортсмены, увидев этот результат, снялись с выступлений. Царицынский силач приехал домой с золотой медалью и с укоренившимся желанием стать профессиональным атлетом. Так началась его карьера, которую он тут же разделил на две части: цирковую, когда демонстрировал свои силовые возможности, и спортивную, множа число борцовых схваток с лучшими силачами мира.
Но ещё была третья составляющая — всегда оставаться человеком, за что и был любим зрителями. Просматривая журнал для силачей «Геркулес», замечаешь, что репортёры всегда любили описывать его человеческие качества:
«Вкрадчивой, кошачьей поступью выходит на поклон Заикин. Мускулатура Геркулеса Фарнезского. Горько ошибается тот, кто, глядя на его застенчивое лицо, думает, что его борьба мягка, как его улыбка. Это один из умнейших борцов мира, беспощадный в борьбе и пользующийся своей колоссальной силой в такие моменты, когда противник менее всего ожидает его нападения».
Писатель Александр Иванович Куприн, любивший силачей, как-то написал ему в письме:
«А ведь ты, Ваня, первый показал, что в борьбе надо иметь в своём багаже, кроме силы и смелости, ещё и расчёты, и мягкость, понимание души противника и снисходительность, и мудрую экономию во всех своих средствах, и многое другое, что давно поставило тебя борцом вне класса». Король железа становится птицей
Он был уже чемпионом мира, победив в Париже итальянского чемпиона мира Джованни Райцевича, когда в нём вдруг взыграла нешуточная страсть. В Одессе он увидел воздушное шоу, устроенное француженкой баронессой Раймондой де Лярош, одной из первых женщин-пилотов. Но страстью он воспылал не к самой баронессе. Летала она мало и не очень высоко. Борца сразил сам летательный аппарат, в котором можно было отрываться от земли. И он, подавив в себе признаки этой страсти, спокойно сказал писателю Куприну, что и он бы так смог. На что писатель ответил: «Буду твоим первым пассажиром!»
И что же… Одесские купцы Пташниковы без колебания согласились спонсировать покупку летательного чуда, прикинув, что в будущем можно на полётах и подзаработать, а Заикина снарядили во Францию на учёбу. Тогда Франция монополизировала обучение пилотов. Заикин бросил арену и махнул к Анри Фарману.
Занятия в школе шли на французском языке. Это не стало препятствием, как оказалось, борец хорошо запоминал иностранные слова. Пролетело два года, и Заикин возвращается в Россию с «Фарманом» — летательным чудом, купленным купцами, и новым титулом «человека-птицы». Так его называли в афишах Харькова и Воронежа, где проходили первые гастрольные полёты.
Не всё шло удачно. Вот как описывает один из полётов журнал «Дивертисмент»:
«Поднявшись при тихой, ясной погоде, авиатор на втором круге упал в лесу. Толпа бросилась к лесу, за которым скрылся снижающийся аэроплан. Их взору открылась картина — уткнувшись передним рулём в кладбищенский памятник, распластался аэроплан. Вокруг него, проклиная местного аптекаря Мюфке, ходил Заикин. Причиной катастрофы послужил недоброкачественный бензин, купленный в местном аптекарском магазине. Бензин оказался некачественным. Перед полётом в трубках мотора оставалось еще немного бензина, купленного в Харькове, и самолёт поднялся, но бак же был наполнен воронежским бензином и, когда дошло до него, мотор заглох».
Авария не остановила Заикина, он продолжал летать… до следующей аварии, которая случилась в Одессе. Здесь его встретил Куприн и напомнил о согласии Заикина взять его в полёт. Слово надо было держать. Позже Куприн десятки раз рассказывал любопытствующим о том неудачном полёте, и ему это так надоело, что пришлось написать рассказ «Мой полёт». Писатель взял всю вину в аварии на себя, хотя и вина-то их обоих — лётчика и писателя — была в том, что оба были весьма упитанными и сумма веса сказалась: ветер сбил их с курса. Им пришлось грохнуться с высоты примерно 40 метров. Будь они повыше, то Одесса была бы последним городом, видевшим борца и писателя живыми. Вечером с горя они пили чай, и Куприн был свидетелем горького плача Заикина по разбитой машине и расставании с мечтой.
Это был последний полёт Заикина. Дальше купцы Пташниковы, собрав обломки аппарата, заперли его в ангаре, и Заикин был вынужден вернуться на борцовскую арену. Да и поделом, авиация в то время переживала не лучшие дни. Однообразие полётов уже утомило публику, и та охладела к ним. Единственным рекордом, которым удовлетворился Заикин, было продолжительное пребывание его в воздухе. В этом он победил самого Уточкина. До «мёртвой петли» лётчика Нестерова, которая стала основой высшего пилотажа, было ещё три года. До неё авиаторы «скучали» в воздухе, демонстрируя полёты «блинчиком».
Куприн в «Геркулесе» написал:
«Всякий вид спорта должен заключать в себе хотя бы оттенок риска, пренебрежения к боли и презрение к смерти».
Жёсткое признание, но сделаем скидку на время и на отчаянных первопроходцев. Не будьте вешалками для пальто
Ивана Михайловича Заикина считают учеником Ивана Поддубного. Да, так оно и было. Тест на ученичество он прошёл мгновенно, ответив «нет» на два вопроса учителя: курит ли он или, может, выпивает?
15 раз схватывались учитель и ученик на ринге. В итоге десять проигранных схваток и пять ничейных. Это плохо? Поддубный считал, что «за одного битого двух небитых дают». Дело ещё и не в победе, а в красоте исполнения того, чем владеешь.
Прочитаем для удовольствия отчёт об одной из схваток:
«Нападение ведут поочередно оба противника. На 12‑й минуте Поддубный переводит Заикина в партер. Идёт напряжённая борьба. Приёмы почти исключительно силовые. На 47‑й минуте Заикин с изумительной силой выходит из партера и стремительно атакует своего могучего противника. Положения то и дело меняются. Оба борца проявляют большую силу и прекрасную школу. Финал борьбы отличается исключительной красотой. На 56‑й минуте Поддубный вновь переводит Заикина в партер, берёт его на задний пояс и бросает. Заикин уходит пируэтом, хватает Поддубного задним поясом и, сделав мельницу, бросает его в партер с целью положить на лопатки. Поддубный через мост уходит с партера и моментально ловит соперника на бра-руле (вертушка) и укладывает его на лопатки».
Это уже для тонких знатоков. Для любителей зрелищ — другое: тут силу во всей натуре покажи. И он сгибал на плечах металлическую двутавровую балку, завязывал в галстук толстое полосовое железо, рвал цепи, вгонял в доску гвозди голой рукой, он ложился на арену, а по доскам на его груди проезжал автомобиль с пассажирами.
Рассказывая в прошлом выпуске нашей рубрики о борце-нижегородце Николае Вахтурове, мы описывали, как он носил по арене на спине 25 пудовый якорь.
Зрители на выступлениях Заикина требовали нечто подобное, пришлось освоить. Этот трюк стал фирменным для волжских богатырей.
Кстати, уникальный трюк: подъём на спину без посторонней помощи 40-ведёрной бочки с водой и её переноску по арене — никто не повторил и поныне.
С этими номерами он гастролировал в Европе, Африке, Америке и даже Австралии.
В России о нём тосковали:
«Американские спортивные журналы не без основания называют его в многочисленных статьях и заметках «одним из самых сильных людей земного шара». Мы же, русские друзья, знаем и ценим в этом колоссе широкую и добрую душу, верность в дружбе и увлекательную прелесть его свободной волжской речи, сдобренной метким юмором.
Всегда, после долгой разлуки, смотрели с новым удивлением и новым удовольствием на это огромное, холодное и поворотливое тело, на это славное лицо, сквозь открытую простоту которого лучится беззлобное лукавство».
Со временем он так и остался бы легендой прошлого, сказочным богатырём — и не больше.
Но, как писал Александр Куприн, мечталось Заикину организовать питомник физической культуры.
Судьба на старости занесла его в Бессарабию. Жил под румынами, потом в Молдавии. От российского гражданства не отказался даже по предложению короля Румынии. После войны, которую с семьёй пережили с трудом, с мечтой своей не расстался.
Сохранилось его письмо, которое адресовано борцу-коллеге:
«Если ты где-нибудь будешь выступать перед молодёжью, то так и передай ей: Заикин Иван просил и наказывал — стыдно, когда нашим парням портные делают плечи из ваты. Плечи надо делать из мышц. Пусть наши парни не будут вешалками для пальто, а растут сильными, ловкими, хорошо развитыми. Так и передай им. Это борца Заикина наказ…»
В Кишинёве он организовал «Спортивную арену» — ансамбль профессиональных атлетов-борцов.
Его ученики стали тренерами по борьбе, и в Кишинёве регулярно проводились турниры его имени, которые считались малыми чемпионатами СССР.
При жизни он получил звание заслуженного мастера спорта.
Его сердце хранится в анатомическом музее Кишинёвского медицинского института.
В Российском государственном архиве литературы и искусства лежит стенографическая запись его воспоминаний, которые пока не опубликованы.
А в одном из музеев Парижа до сих пор экскурсанты любуются на согнутый российским атлетом в кольцо рельс.
Вячеслав Фёдоров
Свежие комментарии