На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Нижегородская правда

218 подписчиков

Свежие комментарии

  • Vladimir Lioubimcev
    Светлая память Нине Гребешковой. Соболезнования родным....Актриса Нина Греб...
  • Людмила Лепаева
    Нужно влажную землю наложить на место укуса пройдет боль и отекЧто делать при ук...
  • Vladimir Lioubimcev
    Читал эту книгу в детстве... Даже не верится, что о ней вспомнили....В Нижегородском т...

Анна Долгарева: «Я – с теми, кого бомбили»

Анна Долгарева – химик, политолог, психолог. Это по образованию. А по призванию, состоянию души и делу в жизни – поэт и военкор. Она несколько лет работает на Донбассе. Её пронзительные, до мурашек, стихи и репортажи искренни и правдивы, потому что всё – через себя, на разрыв, потому что Донбасс для неё изначально – личная история, личная трагедия.

Свои удивительные, ни на чьи не похожие стихи Анна прочитала на поэтическом вечере в Нижнем Новгороде. Её приезд буквально только что с линии фронта стал событием для множества поклонников. «НП» удалось расспросить героиню о том, что сейчас происходит на Донбассе и почему.

Собственное мнение - Анна, ваши родители родом из Белгородской области. Сами вы родились и выросли в Харькове. Где вы ощущаете себя дома — в России или на Украине?

- Ничего плохого не вижу в том, чтобы быть украинкой, но я русская. Моя родина – Россия. С детства с родителями ездила в Белгородскую область. И именно в дедушкином доме в Козинке ощущала домашнюю атмосферу… Хотя Харьков любила и люблю. - Вы пошли в школу в середине 1990‑х. Отношение к России на Украине уже стало меняться. Точнее, его стали менять. Как вам удалось разобраться, где белое, где чёрное, когда в тех же учебниках истории тех, кто был предателями, стали делать героями?

- Школьная программа – да, настраивала на разделение Украины и России, настраивала против России. Главная мысль была такой: Украина несчастная, её все обижали. В первую очередь, конечно, Россия. Внушалась мысль: мол, раз мы такие несчастные, то нам теперь всё можно. Следствием этого потом стал Майдан… Но я научилась читать задолго до того, как пошла в школу. Меня воспитали книги, которые я читала, – повести Аркадия Гайдара, «Как закалялась сталь»… Учебники истории были для меня далеко не единственным источником информации. Над школьной программой я смеялась. Показывала учебники маме. Она тоже смеялась. - Но вам же по ним приходилось урок отвечать.

- Я была круглой отличницей, олимпиадницей и могла позволить себе высказывать собственное мнение, спорить с учительницей. Благо у нас был физико-математический лицей с очень хорошими учителями. Учительница истории вполне с уважением относилась к моему мнению, когда я говорила что-то идущее вразрез со школьной программой. - Однако другие ученики наверняка учебникам верили.

- У нас в классе была группировка мальчиков-националистов, поклонников дивизии СС «Галичина». Да, всё это уже тогда было. Мы с ними были опасно близки к драке. - К драке?

- Знаете, в школе я была аутсайдером. Надо мной смеялись, издевались. Я была бедно одета. У меня были другие взгляды. Но я молчала, а лезла в драку. Однажды одноклассник сломал мне ребро, а я сломала ему нос. Что примечательно – учебником русского языка. Любовь и смерть - Вы упомянули о Майдане. А как вы отнеслись к тем событиям?

- В 2013 году я уехала в Санкт-Петербург. Когда случился Майдан, мы с друзьями обсуждали это, были разные мнения. Мне казалось, что это как-то всё контрпродуктивно… Но вообще меня тогда это не очень интересовало. Украина была мне культурно чужда, и уехав, получив возможность жить в русском культурном пространстве, я почувствовала себя счастливой. Оборачиваться назад мне не хотелось. Так было до 2 мая, до Одессы. Это встряхнуло меня.

Но и тогда я не поехала воевать, я ничего предпринимать не стала. У меня была своя жизнь. Те события казались мне всё-таки бесконечно далёкими. Я была юной, мне было 25 – 26 лет. Мне не хотелось в это всматриваться. Это такие вещи, которые очень съедают. Ты не можешь жить спокойно, если впустил в себя знание о том, что в XXI веке люди убивают, расстреливают, мучают, сжигают других людей, которые «виноваты» лишь тем, что у них другая позиция. И я не вглядывалась. - Что же изменило вашу жизнь?

- Да, я не вглядывалась, пока не узнала, что молодой человек, который… (Анна отводит взгляд, несколько секунд молчит. – Авт.). У нас начинался роман, когда я была ещё на Украине. Но он не был достаточно настойчив, я не была достаточно уверена в себе…

Лёша Журавлёв. Он неожиданно написал мне на украинскую симку, которую я тогда зачем-то вставила в телефон. У меня была к ней привязана какая-то из соцсетей, и я просто случайно вставила её буквально на день. И вдруг на неё приходит смска: «Привет, родная! Как ты? А я тут в Луганской Народной республике». И оказалось, что он артиллерист, воюет за наших. Я тогда ужасно разволновалась, не могла успокоиться. Я поняла, что всё ещё люблю его…

Я думала, что он приедет ко мне. В итоге сама поехала к нему. Думала – на встречу. Оказалось – на похороны. Он погиб. Это был март 2015 года. После похорон я уехала обратно в Санкт-Петербург. Раздала свои вещи. Я поняла, что они мне больше не понадобятся. И через три недели вернулась на Донбасс. Скажу честно: я ехала умирать. А вообще смутно помню то время – таким было моё состояние.

Я приехала в Луганск, туда, где служил Лёша. Нашла людей, которые взяли меня работать на свой сайт. Мне хотелось писать. Но ещё больше мне хотелось умереть и поскорее. Как верующий человек я не могла что-то сделать с собой. Но я надеялась, что как-нибудь так получится: буду на позициях, и мне прилетит.

Однако время шло, а мне всё не прилетало.- Видимо, у кого-то свыше имелись на вас другие планы.

- Я писала обо всём, что видела. Сначала это были тексты послабее. Просто когда ты сталкиваешься с огромной трагедией, у тебя нет слов, чтобы это передать. Ты используешь штампы, какие-то пафосные формулировки. А они не нужны. - Вы нашли в итоге нужные слова, стали писать о Донбассе по-своему, без громких фраз, но каждый раз бередя душу читателя. И всё же в 2018 году вы уехали оттуда. Почему?

- В 2017‑м я встретила молодого красивого снайпера. А поскольку с Лёшкой «протормозила», то когда этот снайпер позвал меня в ЗАГС, я сразу пошла. На третий день знакомства. Но… тоже не сложилось. Понимаете, я больше не могла там находиться. У меня сдавали нервы. Смотреть каждый день на гибель мирных людей… - Что-то стало последней каплей?

- Я помню момент, когда поняла, что больше не могу там оставаться. На Трудовских, в пригород Донецка, прилетел снаряд, в дом, где жили старушка лет 80-ти с сыном-афганцем. Он ходил на костылях. Когда начался обстрел, они стали выбираться к погребу. Сын почти дошёл, а мать только вышла на крыльцо. Там они и погибли. Он – у погреба, она – на крыльце. Когда их увезли, у меня перед глазами остались небольшой домик с посаженными вокруг цветочками и костыли. Они лежали аккуратно сложенные – окровавленные костыли. И я тогда поняла, что очень устала.Анна Долгарева. Поэма конца (отрывок)

Если бы две недели назад случайный осколок прилетел в мою рыжую голову в поселке шахты Трудовская (ДНР) или на позициях ЛНР под Славяносербском, моя этическая позиция осталась бы безукоризненной.

Быть на стороне слабого - так нас учили буквари, так нас учили мама и папа и вся великая русская литература.

Семь лет я была с теми, кого бомбили, семь лет я воевала за них с целым миром и особенно с собственными штабными. Как же мне не остаться с ними?

Я родилась и выросла в Харькове, я не разговариваю с собственным братом с 2014 года. Я даже родителей прошу не упоминать его в разговорах. Я — с теми, кого бомбили. Мой брат – с теми, кто их бомбил.

Так вот будет: я приеду с походным рюкзаком на плечах, пройду по двору, где семь лет не была, где не надеялась уже побывать при жизни, сяду на лавочку перед окнами, из которых будет пахнуть жареной картошкой, и сердце мое станет огромным и жарким. И разорвётся. И снова в бой - Вы вернулись в Санкт-Петербург. Как вы после всего пережитого стали жить дальше?

- Я была как замороженная. Меня начало отпускать, только когда я летом поехала на Ладогу. Я села среди кустов черники, начала есть ягоды… Были только черника, Ладога, небо и сосны. И меня наконец отпустило. С 2018-го по 2022 год я ездила на Донбасс, отвозила помощь. Но меня не тянуло вернуться. Жизнь моя была здесь, в России. - А потом началась спецоперация…

- Потом началась спецоперация. Я поехала в Мелитополь. Сделала репортаж. И теперь, когда я приезжаю в Россию, я не могу расслабиться, отдохнуть. Меня как будто всё время что-то подгоняет, мне тяжело, мне нужно возвращаться, нужно на Донбасс, как будто что-то важное пропускаю, когда нахожусь здесь. - Вспоминаются слова Юлии Друниной: «Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне». Почему вы снова и снова возвращаетесь туда, где страшно?

- «Я была тогда с моим народом Там, где мой народ, к несчастью, был». - Что было бы, если б Россия не начала спецоперацию?

- Было понятно, что Украина готовится к наступлению. Группировки были стянуты огромные. Началась массированная артобработка линии фронта. События могли развиваться так: Украина идёт в наступление, а мы даём «ответочку». Но отвоёвывать обратно города было бы чудовищно тяжело. Я очень рада, что Россия решила не ждать, когда туда зайдёт Украина. Если бы ВСУ успели зайти в Донецк, то выбивать их было бы так же сложно, как из Мариуполя. Тот же «Азов» (запрещённая в России организация. – Авт.) идеально натаскан и экипирован для городских боёв. Если бы мы выбивали его из Донецка, город превратился бы в такие же дымящиеся развалины, как Мариуполь. Этого нельзя было допустить. Да, в глазах мировой общественности сейчас – «Россия-агрессор». Но если бы мы выбрали «имиджевый» вариант, это стоило бы жизни многим и многим хорошим людям. - Что будет дальше?

- Донбасс освободят полностью. Но вообще воздержусь от прогнозов. О людях, котах и стихах - Анна, вы не можете спокойно смотреть на страдания не только людей, но и животных. Спасаете котов. Что это за история?

- Когда началась эвакуация, многие стали бросать домашних животных. А для них это трагедия. Брошенных собак, котов стали спасать героические девочки из приютов для животных. Я вывезла в Россию шесть брошенных котов. У них появились новые хозяева. Иначе эти животные просто умерли бы от голода.

Помогаю приюту «Кошкин дом» в Луганске. Оттуда, из этого приюта, – мой кот Феликс. Я взяла его крохотным котёночком. Он у меня в Москве. Сейчас он огромный. Шесть килограммов кота. У меня даже вышла книжка про него – «Мурмуары». - А как пережитое на Донбассе повлияло на вас как поэта?

- Именно там я научилась видеть людей. Не все поэты умеют видеть людей. Многие видят себя и своё отражение. Я научилась. И это умение, к сожалению, со мной уже навсегда. - К сожалению?

- Это очень тяжёлое умение. «Делаю то, что должна» - Анна, судя по сотням и сотням откликов в интернете на ваши творчество, позицию, очень многие вас поддерживают, восхищаются талантом, смелостью. Но немало и оскорблений, немало тех, кто пишет вам с ненавистью. Надо ли в таких случаях спорить, доказывать?

- Я ничего не собираюсь доказывать. Это бессмысленная трата сил. Такие люди только этого и хотят. Я молча их баню, и всё. - Очевидно, что общество разделилось…

- Да, и боюсь, что это всерьёз и надолго. Нас глубинно раскололо. Но я не жалею об этом. Я поехала на фронт. Увидела, что там происходит, послушала, что говорят люди. Мне много писали – из Харькова, Одессы, Запорожья. Я поняла: то, что происходит, правильно.

- Какая у вас цель?

- Я хочу, чтобы люди оставались людьми. Моя цель – сохранение человечности. - Что вы можете для этого сделать?

- Я могу показывать мариупольских стариков, их лица. Напоминать, что в этом страшном мире есть время спасти котёнка, накормить старика. Не нужно сходить с ума. Не нужно ненавидеть. Всегда можно сделать что-нибудь хорошее. - В ближайшие дни снова на фронт?

- Да, в Луганск. ВСУ применяет запрещённые фосфорные бомбы. И об этом, я считаю, надо просто кричать! Во время одной из атак пострадал мой друг, командир батальона. Я сначала к нему, потом в Донецк. - Было ли для вас совсем «горячо»: ранения, риск для жизни?

- У меня очень хорошая интуиция, и паника в мозгу не включается понапрасну. В Мариуполе меня как-то попросили вывести людей из подвала. Я иду, фотографирую. Слышу: снайпер работает. Думаю: ладно, не по мне. Захожу во двор. Штурмовая группа: «Девушка, вы с ума сошли, снайпер работает!» Мне, говорю, людей забрать. «Они не выйдут, обстрел!» Людей забрать тогда действительно не удалось. Но я забрала кота. - Что вам даёт силы?

- Я просто делаю то, что должна. - О чём вы мечтаете?

- Чтобы боевые действия закончились, я поехала бы в санаторий и выспалась. Я буду, наверное, месяц спать. А потом возьму маленького котёночка. Феликс его воспитает. - Анна, вы по первому образованию химик. Что же за реакции такие в вашей жизни произошли, что она вот так повернулась?

- Вероятно, дело было в том, что я не поступила в Киеве в аспирантуру. Тогда вышла компьютерная игра World of Tanks, и вместо того, чтобы готовиться к поступлению в аспирантуру, я играла «в танчики». (Удивительным образом игра потом трансформировалась в реальность. – Авт.). Не поступила. Но махнула рукой и стала журналистом. Так что возможно, какая-то неудача – это шанс заняться тем, чем тебе действительно нужно заниматься.

 

Ссылка на первоисточник
наверх